Разбор фильма: Барби

«Барби» Греты Гервиг стала самым кассовым фильмом в истории, снятым женщиной-режиссером. Розовый цвет захватил мир, а Райан Гослинг (сыграл Кена) — музыкальные чарты и соцсети. Но такая яркая и сочная снаружи, внутри эта история наполнена глубоким и драматичным экзистенциальным смыслом.

На поверхности — патриархат и матриархат, феминизм и сексизм. Чуть глубже — зависимые отношения и отрицание зависимости, нарциссизм нашего времени и тирания идеальностью, мужская уязвимость. Про все это уже много раз высказались кинокритики. И вот очередь, наконец, дошла до нас — смотрим фильм глазами психотерапевта.

Мы предлагаем взглянуть на «Барби» как на универсальную историю взросления, путешествие — из детства во взрослость, из одной точки своего мировосприятия в другую, из Барбиленда в реальный мир. Мир, в котором быть человеком порой становится очень неприятно.

Это путешествие доставляет много боли и разочарований, заставляет сталкиваться с тем, с чем совсем не хочется — в жизни, в других, в самих себе. Тогда люди придумывают кукольный мир Барби, чтобы хоть как-то справиться со своими переживаниями. Продолжение — в карусели.

Осторожно: в тексте есть спойлеры.

Потеря всемогущества

Барбиленд — это идеальный мир: идеальная внешность, идеальные отношения со всеми жителями, и каждый день вечеринки, на которых все без устали танцуют и поют. Каждый день — лучший день, и не страшно, что он похож на предыдущий.

Барбиленд можно сравнить с тем периодом жизни, когда младенец еще не испытал разочарований и потерь. Он ощущает себя всемогущим, а любые желания исполняются (чаще всего матерью) по первому требованию. Но со временем становится понятно, что так будет не всегда. И младенец переживает первую потерю — потерю всемогущества. Именно с этим переживанием — неидеальности и невсемогущества — сталкивается Барби, когда впервые задумывается о смерти.

Первый кризис

Встретившись лицом к лицу с неидеальностью — невозможностью ходить на мысочках, cпутанными волосами, портящимися продуктами в холодильнике — Барби отправляется в реальный мир, чтобы вернуть себе совершенство.

Но все не так просто: там Барби сталкивается с реальными (а не идеальными) чувствами. Она замечает несовершенства самого мира, в котором есть отвержение, несправедливость, старение, боль. Когда человеческое вторгается в кукольное, Барби начинает видеть ограничения своей идеально-стереотипной жизни.

«Это было трудно, но приятно», — говорит героиня, впервые ощутив душевную боль и вытирая слезы.

Если говорить психологическим языком, Барби проходит путь от всемогущества к реальности с ее ограничениями. И если в розовом мире Барбиленда все очень четко и понятно, то в настоящем мире жизнь пугающе многообразна. Вместо ложности, пусть и вполне безопасной, она предлагает не самую приятную правду о себе.

Как это происходит?

Интеграция противоположностей

Барбиленд начинает меняться перед самым возвращением Барби. Кен, который странным образом оказался ее попутчиком на пути в неизвестность, тоже столкнулся с новым миром. Миром сильных и уверенных мужчин, которые управляют всем, чем только можно управлять. В итоге в ленде установился патриархат в самом карикатурном его проявлении.

Такой сюжетный поворот позволяет задуматься, есть ли среднее между двумя крайностями. В фильме это «только мужской» и «только женский» мир. Фильм как бы задает вопрос: можно ли быть вместе, не конкурируя и не сражаясь, можно ли найти среднее между черным и белым, хорошим и плохим?

Барби поиск середины дается непросто. В фильме есть одновременно трогательный и очень показательный эпизод: отягощенная знанием о реальности, героиня не может жить, как прежде. Более того, этого «как прежде» больше не существует, но жить по-новому она не умеет. «Я больше не стереотипная кукла», — она плачет и погружается в депрессию.

Это тот самый эпизод, когда можно ощутить всю боль переходного периода с черно-белого видения мира на другой — сложный, неоднозначный, со множеством оттенков.

В терапии это похоже на момент, когда прежние защиты психики уже не работают, а новые недостаточно сформированы. Пользоваться ими еще трудно, непонятно, как. Это — перепутье, на котором больно и страшно. А еще так много злости на терапевта, который, как кажется, и привел на этот болезненный отрезок пути, когда «старое уже разрушено», а «новое еще не построено».

«Она не мертва. У нее просто экзистенциальный кризис», — говорит Странная Барби, указывая на лежащую в апатии Барби, намекая, что этот период действительно переживается как смерть.

Правда о себе

Кен противостоит Барби, и у этого явления есть важный подтекст. «Мы сражались, потому что не знали, кто мы», — объясняют кукольные бойфренды. Это очень точные слова о том, как страшно жить, не зная, кто ты. Страшно, потому что жизнь походит на поле сражения. Если не знаешь, кто ты на самом деле, в собственных фантазиях можешь стать кем угодно. Значит, и другой может быть кем угодно и напасть на тебя.

Ближе к концу фильма Барби понимает, кем хочет быть: «Я хочу быть той, кто создает смыслы, а не тем, что создано».

Только познав правду о себе, своем опыте, можно управлять жизнью, а не идти на поводу у обстоятельств и травматического повторения.

Именно так мы взрослеем и обретаем свою историю — через острое переживание несовершенства, через потери и горевание по утратам: иллюзий, всемогущества и представлений об этом далеко не идеальном, но все равно прекрасном мире.

Последняя часть фильма посвящена борьбе Барби за правду о своей истории и об истории Кена. Она призывает своего «бойфренда» понять, кто он без нее, обрести самостоятельность и ощутить собственную ценность. И Кен постепенно приходит к этому — во всяком случае горевать он уже научился.