Наша знакомая рассказала нам о нарциссическом расстройстве личности: что это такое, откуда берется и как с этим жить.
В “Гриффинах” была серия, когда все герои получили супер-способности. Лоис стала невероятно сильной и могла поднять целый дом, Стюи овладел телепатией, Брайан мог перемещаться со скоростью света, Питер превращаться в какое угодно существо. И только Мэг получила способность отращивать когти…
Примерно тоже самое ты чувствуешь, когда из всех психологических расстройств тебе достается нарциссизм. Ты думаешь что-то вроде “пфф, всего лишь-то”. Кажется, в нарциссизме нет ничего особенного. В Москве этим расстройством страдает каждый пятый, а в инстаграме – каждый второй. От нарциссизма не умирают и не сходят с ума. Ну, наверное.
Что я точно знаю, так это то, что нарциссизм не требует сочувствия. Если вы наберете в поиске Youtube это слово, то вылезут десятки видео, рассказывающих, как вычислить нарцисса и противостоять ему. Их рисуют как людей, единственный интерес которых состоит в том, чтобы абьюзить вас до бесконечности. Если же вы начнете сопротивляться или, еще хуже, бросите его, то вас будут поливать грязью до конца ваших дней. К счастью, я с легкостью умею “считывать” нарциссов, ведь я посмотрела немало таких видео. А как-то раз на сессии мой психотерапевт сказал мне, что нарцисс – это я.
Сейчас я отношусь к этому гораздо спокойнее, но в тот день я ужасно напилась. Так хреново мне не было давно. Особенно меня беспокоила перспектива закончить жизнь в полном одиночестве в каком-нибудь БДСМ-клубе, платящей за секс и другие радости жизни, как рассказывала психотерапевтка в одном из тех видео. Нарциссы никогда не бывают довольны собой, они не способны на настоящую близость. Им почти все время стыдно или страшно. Быть нарциссом – полный отстой.
В сознание большинства людей нарциссизм идет рука об руку с самодовольством и неадекватно завышенной самооценкой, но современная психология уже давно пересмотрела свои воззрения этот счет. Самое главное, что нужно знать об этом расстройстве – это то, что на том месте, где у других людей находится чувство собственной ценности и значимости, у нарцисса зияет огромная дыра. И эту дыру он старается прикрыть напускной самоуверенностью, но ощущение это крайне хрупкое, так как зиждется на внешних фактах, а не внутренних. Мне до сих пор сложно понять, что кто-то может считать себя хорошим, нужным и уместным просто потому, что он когда-то появился на свет. И если любовь и принятие себя можно развить, то это глубинное ощущение я себе вернуть уже никак не смогу.
Мои бабушка и дедушка были идеальны. Мой отец – тоже (по мнению бабушки). Правда он кричал и бил меня, но все равно все вокруг делали вид, что он классный. Меня ругали за четверки. Родителей вообще мало что интересовало, кроме моих оценок. Я должна была быть умницей. И идеальной будущей женой. Прямо как бабушка (не то, что мама). Еще до школы я умела читать, считать, писать, играть в шахматы и плавать брассом. А поэтому в школе мне было безумно скучно. Я считала себя лучше и умнее других детей (школа у меня была посредственная). В 10 лет так вообще решила, что я гений. Правда по телевизору всегда показывали каких-то еще более гениальных детей, которые очень нравились моей бабушке. Она постоянно говорила мне: “Посмотри, какая хорошая девочка! Как поет! А какое платье!”. Ну и еще во дворе всегда находились хорошие девочки, которые не грубят и не расстраивают своих бабушек и вообще во многом лучше меня (хотя я так не считала). Кстати, именно эти бабушкины слова сформировали во мне болезненную убежденность в том, что меня всегда предпочтут кому-то другому. Такие простые, такие часто повторяющиеся слова! Бабушка, да и все родные, хотели видеть во мне хорошую девочку, которая все делает правильно и никогда ни в чем не ошибается.
Очевидно, мой нарциссизм сформировало не так много факторов: заинтересованность моих родителей лишь в каких-то условных достижениях типа оценок в школе, сравнения меня с другими, не поддерживающая и токсичная обстановка дома. Благо, в моей семье были еще и другие люди (в основном, мой дедушка), которые искренне интересовались и разговаривали со мной и любили меня безусловно. Думаю, только это и спасло меня от какой-то совсем крайней формы нарциссического расстройства или чего похуже.
По мере прохождения психотерапии, я стала лучше отслеживать свои чувства и эмоции, даже самые крохотные из них, которые микро-импульсом проходят сквозь меня, и которых я даже не замечаю. Например, недавно я поймала себя на том, что если на тусовке вижу кого-то, кто одет лучше меня, я расстраиваюсь. Раньше я даже не осознавала этого, просто сразу получала укол “смотри, опять кто-то лучше тебя, а ты дерьмо” и шла дальше. Сегодня я могу остановиться и спросить себя: “А что это вообще такое? Разве это нормально, думать так?”. Хотя на самом деле это просто отголосок той крайне токсичной установки сравнения меня с другими, который я усвоила от бабушки. Но ведь эта установка – в корне неверная.
Надо сказать, что мое восприятие себя действительно сильно отличается от реального. Однажды зимой я пришла в медицинский центр и пока ждала своей очереди, рассматривала в зеркало большого шкафа-купе красивую девушку в хорошем дорогом пальто. Она выглядела классно. Я даже поверить не могла, что эта девушка – я. Ведь в эту же самую минуту я настолько презирала и ненавидела себя, что казалось, я должна ходить с гнойными язвами по всему телу и лицу, чтобы люди видели, что я на самом деле думаю о себе.
Постоянное обесценивание и болезненный перфекционизм толкают нарцисса вперед. Людей с таким расстройством очень много в модной индустрии, в сфере искусства, среди топ-менеджеров и предпринимателей. Тот путь, который обычный человек пройдет за семь лет, нарцисс может пройти за два года. В этом смысле быть нарциссом классно: я сделала карьеру и глазом не моргнув. Но также нарциссизм может завести тебя на самое дно. Я страдала сильными депрессиями. У меня были проблемы с алкоголем и наркотиками. В моих отношениях всегда было много хаоса. Всю свою жизнь я чувствовала себя ужасно отчужденно и одиноко. В этом смысле, я нарцисс-неудачник. Мне не хотелось иметь толпы фанатов, а хотелось иметь настоящих друзей. Хотя ладно, фанатов тоже. Но я часто чувствовала, что очарованность мною у людей быстро гаснет, а сама крепкие связи строить не умела. Мне было безумно страшно проявить к кому-то интерес или теплоту. Да и привлекали меня в основном те, кто не обращал на меня никакого внимания. Стоило человеку проявить ко мне дружеское участие, как вся магия пропадала, он становился мне неинтересен. А еще мне все время казалось, что другие люди знают что-то, чего мне не дано. И это что-то было эмпатией.
Думаю, что мой нарциссизм наиболее болезненно проявлялся в возрасте 20-24 лет, но сильно ослаб после того, как я пришла в терапию. Уже через год я почувствовала качественные улучшения в общении с людьми, а спустя два года могу сказать, что из моей головы улетучилось многое из того, что мешало адекватно воспринимать окружающий мир. Мне перестало казаться, что моя жизнь непременно должна быть какой-то уникальной и особенной. Ведь именно несоответствие этим завышенным требованиям приносили так много досады и разочарований.
Сегодня я хожу по обычному асфальту в обычный магазин за обычным хлебом. Мне больше не хочется, чтобы моя жизнь непременно была уникальной, ведь это невозможно, чтобы она такой не была. И от этого осознания я чувствую себя гораздо счастливее. Я стала тратить меньше энергии на поддержание блестящего фасада и больше – на настоящую жизнь. Мой нарциссизм не был короной, он был спасательным кругом, на котором я выплыла туда, где я нахожусь сегодня. Он был моей защитой от той токсической среды, в которой я росла и училась. И за это я ему благодарна. Но он мне больше не нужен. Я рада, что теперь могу вздохнуть спокойно и спустить этот круг.
Иллюстрации: Алена Соколова