Вера Куликова: вспомнить, кто я

Вера Куликова — художница и одна из финалисток нашего опен-колла с галереей «Объединение» — о том, как выпутаться из рутины, разрешить себе делать то, что хочется, и при чем здесь полтора квадратных метра.

Как терапия помогла вспомнить, кто я

Все началось 9 лет назад, когда я, мой муж и трое наших детей переехали в США. Мне было 33 года — казалось бы, я в самом расцвете сил и должна кучу всего успевать, но почти все время занимали маленькие дети. Я смотрела на друзей и знакомых: у них кипела жизнь. А у меня был только быт, и он меня съедал. Я понимала, что моя главная задача — помогать детям интегрироваться в новой стране. Ну а я и мои желания — это все как-нибудь потом.

И вот однажды я вдруг обнаружила, что «как-нибудь потом» превратилось в полное отсутствие меня. Когда дети пошли в школу, половина моего дня освободилась — я могла делать все, что хочу. Но чего я хочу? Кто я? Что я люблю, о чем мечтаю? Какую музыку нравится слушать мне, а не детям? Все это я забыла.

И все же кое-что я помнила: когда-то давно я рисовала, а потом это все как-то пропало. И вот случайно мне на глаза попался инстаграм одной художницы; она тоже была многодетной мамой. Она вела курс по рисованию — пять минут каждый день, чтобы выбраться из быта. Пять минут у меня нашлись — и я стала потихоньку рисовать.

Я никогда не думала про терапию — мне казалось, что это какие-то сказки, да и вообще с чего это вдруг какой-то психолог знает лучше, что внутри меня происходит? Но когда закончился курс по рисованию, я поняла, что в нем было что-то терапевтичное. Я смогла хоть как-то себя организовать; осознала, что я все время куда-то мчусь и ничего не замечаю, что внутри меня нет спокойствия — и это заметно по моим рисункам. Какой-то минимальный контакт с собой я установила — через регулярные маленькие шаги.

И тогда я подумала: раз это помогло, то помочь может и настоящая терапия.

Не с первой, но со второй попытки я нашла метод, который мне подошел: арт-терапию. Я пришла с запросом о том, как найти себя посреди быта. Как понять, что мне делать сейчас и главное — что я буду делать потом, когда дети вырастут и я им буду уже не так нужна?

Терапия была построена так, чтобы я себя эвакуировала из вечного круга забот, сделала что-то непривычное. Я училась слушать себя, тишину, звуки кипящей воды — и пыталась это зарисовать. Оказалось, что мне очень не хватало этой внутренней тишины, и арт-терапия помогла мне перестать спешить — и вместо этого остановиться и задуматься.

Параллельно с этим я стала практиковать фрирайтинг (с англ. free writing — «свободное письмо»). У меня было много тетрадей, куда я записывала все, что приходило в голову. И хотя я плохо помню детство, постепенно стали прорисовываться моменты, когда мне было хорошо и спокойно, когда я ни в чем не сомневалась. Я вспоминала детские годы: как мне нравилось выступать на сцене и ставить спектакли, как было здорово ходить в художественную школу и какие классные там были учителя. Я вспомнила, что рисовать я любила и в студенческом возрасте.

Я чувствовала, что просматривая эти воспоминания заново, проживая тот опыт, я будто возвращаюсь к творчеству. Но вопрос о том, почему, став взрослой, я запретила себе то, что любила, все еще был открыт. С ним я пошла в свою следующую терапию — мне хотелось разложить все по полочкам.

Я уже понимала, что мне хорошо в творчестве. Но я же не художник. Я не заканчивала профильны вуз. Я не писала никогда маслом. Разве я имею право называться художником и заниматься живописью, если я не профессионал?

В детстве моему рисованию никто не препятствовал, но никто за него и не хвалил. Многие в семье были с регалиями — дедушка с бабушкой были профессорами, прадедушка — академиком. Родители вряд ли относились к моему увлечению всерьез, они скорее смотрели на это как на хобби, которое со временем пройдет. Это восприятие передалось и мне, стало моим ограничивающим убеждением.

К тому же я выдвигала к себе высокие требования. Это сейчас я понимаю, что быт создал между мной и творчеством огромную пропасть и нужно было время и терпение, чтобы проложить через нее мостик. А пять лет назад я мыслила как перфекционист: все сразу должно получаться классно — ну и что, что я 15 лет не брала в руки кисть?

Когда мои дети начали рисовать, я отдала их в художественную школу. Там были занятия не только для детей, но и для взрослых. Я рассказала об этом терапевту, и он спросил меня: «А вам туда не хочется?».

И тут я подумала: «Ого, а вообще-то хочется. Мне хочется — какая прикольная формулировка, надо запомнить». Я удивилась, что эта мысль не пришла мне в голову, я ее не разглядела. Я словно долгое время видела все вокруг, но была слепа к самой себе. А терапевт — другой человек, который смотрит на меня со стороны, — это заметил.

И так я стала раз в неделю ходить на занятия для взрослых, писала картины и вдруг… получила свой первый заказ. Мою работу захотели купить. Я-то думала, что пишу что-то в стол, а оказалось, что это еще кому-то кроме меня нужно. Кто-то, помимо моего мужа и детей, хочет повесить мой натюрморт у себя в квартире. Это был мощный инсайт.

Я поняла, что одного раза в неделю мне уже мало, я буду рисовать чаще и больше. А значит, мне нужна мастерская. Раньше я думала, что мое личное пространство дома — это кухня, а оказалось, что это нечто большее. И я маленькими шагами, по миллиметру, начала это пространство для себя создавать. Теперь у меня есть место, где я рисую, этого всего полтора квадратных метра, но они — мои.

Я стала выделять на живопись не только время, но и деньги. В прошлом я бы ни за что себе не разрешила поехать на океан рисовать на пленэре — этого же лишние траты на бензин! А оказалось, что они совсем не лишние, а как раз очень нужные, потому что я хочу поехать на океан и писать там новый пейзаж. Мне это необходимо, чтобы почувствовать себя собой.

Терапия помогла мне перестать себя обезличивать.

Раньше я думала: ну вот что нового я могу предложить миру как художник? Все было тысячу раз сделано до меня и намного лучше, чем у меня. Я считала, что я — как все, а оказалась, что у меня есть индивидуальность. И то, как я вижу и как выражаю свои идеи на холсте, — неповторимо. Мне было важно довериться себе, вспомнить, кто я.

И вот в мае 2021-го года, в свой день рождения, я впервые назвалась художником публично. Я опубликовала пост, в котором так и написала: «Я — художник». Ощущения были невероятные, ведь до этого я всегда представлялась как многодетная мама, и уже потом все остальное. А теперь на первом месте — «я — художник», и мне от этого очень хорошо.

Несколько лет назад мы вернулись из Америки в Россию. На тот момент я уже активно выставлялась в галереях, но это были чужие экспозиции. И вдруг мне предложили сделать персональную выставку в центре Москвы, в большом и классном пространстве. Сначала стало страшно: где я возьму столько картин? Но в итоге я согласилась. И вот что интересно: моих работ в итоге хватило бы больше, чем на два огромных выделенных мне зала. Персональная выставка помогла мне увидеть, сколько людей меня знает и поддерживает. И это не только семья, друзья и друзья друзей, но и незнакомые люди, которые меня хвалят, комментируют работы, просят продолжать.

За пять лет моя жизнь изрядно изменилась: оказалось, что маленькими мазками можно нарисовать новый большой горизонт. Я заметила и прожила каждый шаг из точки, где считала себя самозванкой, в точку, где я пишу и выставляюсь, а мои картины достаточно регулярно продаются. В точку, где я со спокойной уверенностью говорю: «Здравствуйте. Меня зовут Вера Куликова, я — художник».