Равный консультант* по репродуктивным трудностям, соосновательница проекта «Бережно к себе» Мария Карнович-Валуа, рассказала о том, как опыт послеродовой депрессии помог ей создать проект о ментальном здоровье матерей; о том, как психотерапия связывает логику и чувства и помогает оставаться на плаву человеку с расстройством личности.
Для меня терапия это в первую очередь постоянная психогигиена, возможность оставаться на плаву. Я пробовала решать с терапевтами краткосрочные задачи, но потом поняла, что для меня это работает не так. У меня есть диагнозы: рекуррентная депрессия и расстройство личности, помимо прочего, это означает, что у меня не сформированы некоторые навыки, например, навык эмоциональной саморегуляции. И терапевт для меня, как фитнес-тренер, с которым я занимаюсь регулярно. Фитнес-тренер знает, как работают мышцы, помогает подобрать нужные упражнения, чтобы укрепить спину и при этом её не сломать. Раньше я занималась и тем, и тем, потом фитнес бросила, а терапию не могу.
Я не совсем стандартный клиент. Мне нужно постоянно поддерживать «уровень терапии» в жизни, как диабетику — сахар в крови, чтобы быть в порядке. Это — особенность человека с расстройствами настроения. Во многом, я хожу на терапию за ощущением самоценности — мне необходимо отогреться, отдохнуть от постоянных стремлений кому-то что-то доказывать, как-то себя позиционировать, казаться лучшей версией себя. В идеале человек должен получить этот опыт в детстве, чтобы потом вырасти и идти по жизни на более или менее прямых ногах. У меня не вышло. А поскольку любая искусственно встроенная штука, как протез или костыль, работает не так естественно и гармонично, как живая часть тела — психотерапия нужна мне всегда, чтобы эта конструкция не завалилась. Я не могу этого лишиться.
К психотерапевту я впервые пришла в 19 лет, разбиралась с несчастной любовью и последствиями тяжёлой болезни. Через 10 лет я вышла замуж, и начался мой длительный путь репродуктивной борьбы. У меня долго не получалось забеременеть, и с психотерапевтом мы выясняли, почему это стало для меня настолько непереносимым опытом. В то время, чтобы просто продолжать оставаться в обществе «обычных» женщин, которые без проблем беременели и рожали детей — мне нужна была недюжая поддержка. Сама я с этим не справлялась, ужасно злилась и завидовала. Психотерапевт разделяла эти чувства и помогала помогала увидеть, что они не относятся к конкретным людям, а являются проекцией моих внутренних ощущений.
А еще через два года у меня случился глобальный личностный кризис. Меня выкинуло из обычной жизни настолько, насколько это вообще можно себе представить. Я была готова уйти в пустыню и скитаться. У меня кончилась энергия, я не знала, как дальше жить. Я больше не могла ассоциировать себя с этой неудавшейся функцией, с этой полуженщиной, недоженщиной. Всё остальное как будто стояло на паузе. Я позвонила терапевту, с которой работала в прошлый раз, и рыдала в трубку. Мы решили, что пришло время войти в долгосрочную терапию. Она работала в психоаналитическом подходе, и мы встречались с ней 2-3 раза в неделю на протяжении четырех лет.
Мы говорили о том, почему для меня так важно стать матерью. Невозможно говорить об этом, не затрагивая собственный детский опыт. Один из самых ярких инсайтов случился, когда я поняла, что страшно завидую своему ещё не существующему ребенку, потому что у него априори будет лучшее детство, чем у меня: он будет в разы менее одиноким, более видимым, более уважаемым человеком, чем была я. И я прямо сопротивлялась этому открытию в течение нескольких сессий: я одновременно безумно его хочу и безумно его люблю, и при этом сама — как бывший ребенок — ужасно завидую, что его детство будет лучше.
Пришло понимание, что моё сильное желание родить ребенка было напрямую связано с запретом на заботу о самой себе. На ручках мне хотелось покачать в основном себя. Но у меня был большой запрет на жалость к себе. Я считала, что думать о себе — стыдно и неправильно.
Я очень боялась, что меня не хватит на ребёнка, потому что у меня очень ограничен ресурс. И что когда я рожу ребенка, я не смогу позаботиться и о нём, и о себе. Я прямо помню, как выразила это опасение в конце нашего терапевтического пути. И терапевт сказала: «Я уверена, что вы уже обладаете достаточными навыками и инструментами, чтобы это делать». Но нет.
В реальности же случилось то, чего я так боялась. Я знала, как выглядит послеродовая депрессия, как это бывает. К тому же, у меня был диагностированный депрессивный эпизод в анамнезе, и я понимала, что нахожусь в группе риска. Мы пытались подстелить соломки, но это не помогло. У меня родился очень сложный ребенок, который мало ел и плохо спал. Точнее, спал отрезками по 25 минут, а поскольку я сама человек с высокореактивной нервной системой (чтобы успокоиться, мне нужно время) — я просто не успевала заснуть. В какой-то момент я почти перестала спать, потому что не могла расслабиться, даже когда у меня забирали ребенка. Отвлечься я тоже не могла — всё время слышался его плач. Я вскакивала к балкону, потому что мне казалось, его везут обратно. Но за окном никого не было.
Перед своим днём рождения в середине ноября я вдруг поняла, что вообще ничего не хочу от жизни, даже того, чтобы мне стало легче. Был только огромный черный вакуум, в котором все время плохо. Тогда я пошла к психиатру, и он мне сразу же прописал таблетки, сказав, что надо продолжать терапию, потому это — главный инструмент, а препараты — лишь поддержка.
Он посоветовал мне КБТ-терапевта, поскольку доказано, что КБТ-терапия эффективна при работе с депрессией. Но мне попался совсем неподходящий специалист. Это был молодой мужчина, который вообще не понимал, о чём я говорю, — это при том, что я не вдавалась в подробности ощущений, связанных с материнством, кормлением и прочей физиологией. Он давал классическую КБТ-шную историю с заданиями, заполнением каких-то списков, схем, таблиц. Какие списки? Я вообще ничего не могу! Он пытался меня убедить, что без домашних заданий ничего не будет работать. И мы расстались.
Ситуацию спасли поездка в Таиланд и фармподдержка. Депрессию я ощущала, как плотно сжатую пружину тревоги. Когда принимаешь таблетки, пружина потихонечку разжимается. Ты чувствуешь, что становится легче дышать, двигаться, думать. Мысли больше не просачиваются через какое-то плотное сито. Таблетки дают расслабиться и перестать тревожиться, но не дают радости. Разница между депрессией и не депрессией — это ощущение витальности, но не радости. Радость начинает появляться, когда начинаешь работать с чувствами и мыслями — и вдруг оказывается, что если покопаться, можно её отыскать.
После Таиланда я стала искать нового терапевта. Тогда я не знала о таком сервисе, как «Ясно», когда точно знаешь, что все терапевты проверены. Это безумно успокаивает, это — очень понятный путь. Попался пост одного психолога в фейсбуке с посылом «отстаньте от матерей», и он попал в точку. Мне срочно надо было к ней. Было не важно, кем она была, но я знала точно, что она меня поймёт. Мне нужно было в первую очередь, чтобы меня кто-то понял, кто-то услышал.
Она КБТ терапевт, мы уже год встречаемся раз в неделю, и пропускаю я сессии только, если небо падает на землю. Третья волна КБТ ориентируется в большей степени на эмоции, чем на когнитивные способности. Мы очень много работаем именно с эмоциональной сферой. Мне сложно прикасаться к тяжелому опыту и переживать его непосредственно, но при этом я очень хорошо всё выстраиваю логически и облекаю в слова. КБТ для меня в этом смысле подходящее направление, потому что мы не лезем туда, где очень сильно болит, а скорее наслаиваем сверху защитный компресс. Я учусь перестраивать привычные механизмы, реакции, мои глубоко засевшие в голове руминации, учусь смотреть на них под другим углом. Такое ощущение, что происходит накопительный эффект, и вдруг щелкает что-то внутри. Например, мы очень долго обсуждали мои чрезвычайно высокие требования к себе, как к маме. В какой-то момент психотерапевт сказала: «Вы только посмотрите на сына, на его жизнь, на условия и других взрослых, которыми вы его окружили — может быть, вы не такая плохая мама, как вам кажется? Подумайте логически. Может, вы уже делаете все, что вы можете?». И если раньше это как-то не проникало под кожу, то тут вдруг меня отпустило. Я взяла эту мысль и прямо интегрировала в себя. И теперь, каждый раз, когда становится тяжело, мысленно к ней обращаюсь.
Мне очень сложно переживать чувства. Иногда, видимо, настолько сложно, что психика всеми способами препятствует этому. И я действительно много понимаю через голову, но очень мало пропускаю через себя. Даже в самой безопасной обстановке. Кажется, это связано с моим диагнозом — расстройством личности. Я редко соприкасалась со своими чувствами даже в моменты инсайтов. Я всегда обсуждала их немного отстраненно, как будто я говорю не про себя, а защищаю диссертацию на факультете психологии. Все мои терапевты отмечали, что я всегда очень честно работаю, что я такая молодчина, отличница. Я прямо прихожу и все как есть выкладываю - вообще ничего не утаиваю, но если я действительно буду это проживать, я просто разрушусь и исчезну. Сколько раз я плакала на терапии за все эти годы, можно пересчитать по пальцам одной руки. Только сейчас я стала плакать чуть чаще.
В моем случае телесные ощущения и эмоциональные переживания очень отрезаны от логики. Поэтому на терапии мы часто связываем мысли с телесным опытом. Как вы ощущаете вот это понятие? Где оно? Как оно выглядит? Я интуитивно помещаю его в определенную часть тела. И теперь в каждый момент, когда у меня будет возникать сложная привычная мысль, я буду возвращаться к этому образу и думать о нем как о точке в теле — привязывать таким образом мыслительные процессы к телесным ощущениям.
Если до рождения сына психотерапия была немного похожа на Диснейленд — на захватывающий трип внутрь себя с кучей инсайтов и неожиданных сюжетных поворотов, то сейчас наступила довольно рутинная, скучная, утилитарная работа, но которая тоже очень и очень нужна. Та часть терапии, которая была про узнавание себя, закончилась, и сейчас я ищу понятные способы жить дальше.
Когда начали работать таблетки и терапия, я поняла, что могу делать что-то для себя. Таким делом стал для меня проект «Бережно к себе». Через публичное проговаривание, через помощь другим людям я терапевтирую сама себя. Подкаст стал мощнейшей платформой для терапии, потому что я в буквальном смысле обрела голос и начала говорить о тех вещах, о которых молчала годы.
*Равный консультант — это специалист, у которого был тот же диагноз, что и у клиента. Он испытывал похожие трудности, но смог с ними справиться и помогать другим людям. Он строит отношения с клиентом в формате «равный — равному», потому что имеет за плечами тот же опыт.