Порой мы сталкиваемся с максимально тяжелыми переживаниями, одно из которых — безысходность. Почему одни люди испытывают ее только в определенных обстоятельствах и не уходят в это чувство глубоко, а другие — будто всегда живут с ним, и события жизни лишь усиливают ощущение безысходности?
В самом слове дано значение этого чувства: это переживание о том, что из той или иной ситуации выхода нет, ощущение загнанности в угол.
У безысходности два источника: внешний и внутренний. В первом случае отчаяние вызывают события, которые с нами происходят. Во втором случае речь про глубоко спрятанное чувство, которое изнутри поднимается на поверхность ощущений — иногда вне зависимости от ситуации.
Безысходность влияет на людей по-разному: одни тоскуют, другие — злятся; кому-то хочется бежать, а кто-то, наоборот, замирает на месте. В моменты отчаяния срабатывает защитный механизм — регрессия. Под его действием мы как бы откатываемся назад, к памятным следам младенчества и тому опыту, который однажды пережили, но не помним сознательно. Этот опыт у каждого свой — вот почему реакция на безысходность тоже индивидуальная.
Первая встреча с безысходностью происходит рано, но она не всегда фатальна. В младенчестве мы не можем выжить без заботящегося взрослого, мы беспомощны. Если мама отошла ненадолго, а после вернулась и позаботилась о нас — это тревожно, но терпимо. В таком случае мы получаем дозированную — и необходимую для развития — фрустрацию. Она как бы знакомит нас с безысходностью, просто дает о ней представление. При этом в психике остается уверенность в базовой безопасности.
Если же младенца бросали часто и надолго, то он пережил настоящее отчаяние — и это уже травма. Младенчество — довербальный период, когда чувства невозможно выразить словами. И поэтому безысходность похожа на огромную волну, которая затапливает все остальные переживания и фантазии. Еще не сформированное Я оказывается под толщей мощных безымянных чувств — без уверенности в том, что удастся подняться на поверхность. Так безысходность может почти целиком заполнить психику — и встать на место чувства базовой безопасности.
То, как глубоко мы ощущаем безысходность во взрослом возрасте, зависит от того, переживали мы в младенчестве фрустрацию или травму.
Даже если ранний опыт был благополучным, мы все же можем столкнуться с безысходностью. Часто она сопровождает травмы от встречи с судьбоносными событиями, обстоятельствами непреодолимой силы. Когда мы лишаемся воли и контроля над жизнью, то снова превращаемся в младенцев и испытываем отчаяние. Источник такой безысходности — внешний, о чем мы уже говорили выше. Она возникает реактивно, в ответ на угрозу, и похожа на абсолютный стоп — будто вы не просто притормозили на светофоре, а отключили двигатель. Иногда такие остановки в жизни неизбежны, и безысходность может стать тем «дном», от которого наконец удастся оттолкнуться.
Если в детстве или позднее мы пережили отчаяние по поводу болезненного события и оно было катастрофическим по силе, может сформироваться посттравматическое стрессовое расстройство. И тогда в дальнейшем столкновение с похожими чувствами и обстоятельствами будет вызывать ретравматизацию — и возвращать нас в безысходность. Психоаналитик Дональд Винникотт описывал такое ощущение как «тревогу аннигиляции», то есть исчезновение в черном хаосе, в бездне. Речь здесь о потере себя и своего Я.
Если сравнить депрессию с адом по Данте, то безысходность занимает девятый круг. Она всегда «на фоне» и равна состоянию младенца, который столько времени провел в одиночестве, что его психика почти полностью замерла. Психоаналитик Эдна О’Шонесси приводила пример с младенцем, который весь день пролежал в коляске в парке, уставившись на листья деревьев. Он так отчаялся, что уже не плакал и не чувствовал голод; его психика бросила все силы на то, чтобы изгнать невыносимые чувства вовне.
Под депрессивной безысходностью нет ни единой психической опоры, только пустота. Поэтому от такого «дна» невозможно оттолкнуться самому, даже если окружающие подают хороший пример. Тяжелые депрессии требуют внимания специалистов.
Отчаянию, как и любому другому чувству, важно давать место в жизни и психике. Прежде чем что-то делать с безысходностью, важно в ней побыть: признать, что вам сейчас действительно больно и плохо, присмотреться к этим ощущениям, назвать их. Другой момент в том, что это не всегда удается сделать в одиночку, потому что может не хватать сил и опор.
С этим как раз помогает психотерапия: если одна психика «тонет», то другая, более устойчивая, живая и отзывчивая, станет поддержкой, чтобы начать движение от травмы — к жизни и навстречу собственному Я.